Улица забита народом. Густая, слитая толпа. Чуть дальше по сторонам замерли машины «Дип-проводника», а люди все подходят и подходят, чтобы замереть, глядя на дом.

И лишь под самым окном люди расступаются. Там круг пустоты, окружающий Человека Без Лица. Он тоже смотрит вверх, словно в силах увидеть нас. Мне даже хочется верить, что он видит.

– Он вовсе не злой, – говорю я Неудачнику. – Он просто нетерпеливый.

– Я никого не обвиняю, – соглашается Неудачник.

– Тогда уходи, – прошу я. – Самое время.

110

Он очень долго смотрит на меня, тот, кто пришел в глубину в обличье Неудачника. Словно хочет рассмотреть мое настоящее лицо, понять, что я чувствую сейчас.

– Ты обижен? – спрашивает он наконец.

– Нет. Расстроен, но это совсем другое.

– Я боялся, что ты обидишься. Ведь я разбил твою мечту.

– Какую?

– Ты мечтал, что виртуальность изменит мир. Сделает его чище. Даст людям доброту и силу. Терпел то, что возмущало тебя, улыбался тому, что раздражало…

Неудачник протягивает руку, кладет на наши с Викой сцепленные ладони.

– Ты верил в миг… один-единственный миг, искупающий все грехи и ошибки. Я убил эту веру.

Мне даже смешно слушать его слова. Неужели он и впрямь так считает?

Неужели я так думал?

– Не в глубине дело, Неудачник, – говорю я. – Не в этой глубине.

Он кивает.

– Помнишь зеркальный лабиринт, Леонид?

Конечно, помню…

– Глубина дала вам миллионы зеркал, дайвер. Волшебных зеркал. Можно увидеть себя. Можно глянуть на мир – на любой его уголок. Можно нарисовать свой мир – и он оживет, отразившись в зеркале. Это чудесный подарок. Но зеркала слишком послушны, дайвер. Послушны и лживы. Надетая маска становится лицом. Порок превращается в изысканность, снобизм – в элитарность, злоба – в откровенность. Путешествие в мир зеркал – не простая прогулка. Очень легко заблудиться.

– Я знаю…

– А я и говорю с тобой лишь потому, что ты знаешь. Я тоже хотел бы стать твоим другом, Леонид.

Он грустно улыбается, прежде чем добавить:

– Но это была бы очень странная дружба…

– Чужой и русский – братья навек? – интересуется Вика.

Значит, Неудачник не убедил ее. Ни в чем. Для нее он – человек, хитрый хакер, морочащий всем голову…

Мне невесело. Но я говорю:

– Я не спрашиваю, кто ты. Веришь, нет, но мне это – все равно… Пришелец со звезд или из другого измерения, машинный разум… Но ты все равно знаешь больше, чем мы. Скажи, что будет?

– Смотря в какое зеркало смотреть, дайвер.

– Тогда я буду выбирать, Неудачник. Очень придирчиво. А теперь – уходи.

Он отводит руку от наших ладоней.

Секунду ничего не происходит. Потом стена за его спиной начинает гнуться, скручиваться в воронку.

Неудачник делает шаг назад. В сияющий туннель, уходящий в непознанное. К голубому солнцу, под которым вьются оранжевые ленты. В свой мир.

Его тело дрожит, расплываясь. Каскады разноцветных искр срываются с кожи. На мгновение мне кажется, что я вижу – вижу того, кто приходил в наш мир.

Но скорее мне просто хочется дать чуду имя.

– Помни нас… – говорю я вслед уплывающим бликам света. – Помни такими, какие мы есть…

Дом начинает подрагивать. Стены становятся прозрачными, потом – бледно-зелеными, потом – кирпичными, потом – бумажными. Потолок уползает вверх и выгибается куполом. Пол превращается в зеркало, свет в окне проходит все части спектра и выжигает на бумажной стене наши силуэты.

Квартира превращается в огромный зал, словно все направления растянули на порядок.

Туннель медленно сужается, но еще можно успеть. Прыгнуть вслед Неудачнику – и увидеть, откуда он пришел. Сорвать с чуда маску.

– Леня, что это?! – кричит Вика.

– Информация, – отвечаю я. По квартире начинает гулять ветер, на подоконнике зацветает в горшке комнатный гранат, стопка компакт-дисков на полке принимается наигрывать все песни одновременно. – Он качает информацию! Уносит все то, что узнал!

Сквозь нас несутся полупрозрачные тени. Пробегает Алекс с винтовкой наперевес, проносится, перебирая лапами, монстр-паук, уходит в туннель та придуманная семья, что мы спасли в «Лабиринте». Вращаясь, как пропеллер, пролетает исполинское дерево, семенит хоббит с испуганной мордочкой, огромными прыжками шествует летающий охранник Человека Без Лица с огнедышащим ракетным ранцем за спиной.

Потом проходим мы с Викой. Взявшись за руки.

– Помни нас… – повторяю я. – Помни…

Туннель начинает сужаться, словно диафрагма фотоаппарата. В последний момент в него протискиваются, хлопая крылышками, летающие тапочки Компьютерного Мага.

И комната становится прежней.

– Я все равно не верю, что он – чужой, – говорит Вика. Неуверенно, но упрямо. – Если он хороший хакер, то мог все это…

Она замолкает, когда я обнимаю ее за плечи.

– Не надо, Вика, – прошу я. – Он ведь ушел. Навсегда. Теперь не обязательно спорить. Теперь можно и верить.

На улице шум, на улице – обмен мнениями. Видели они хоть что-то из того, что открылось нам? Все равно. Глубина породила новую легенду.

– Он ушел, но мы остались, – говорит Вика. – И за тобой – охота.

Киваю, осторожно размыкая наши объятия. Подхожу к окну, смотрю вниз. Человек Без Лица по-прежнему неподвижен.

– Дайвер Леонид тоже должен уйти, – соглашаюсь я.

– Ты будешь грустить по своему дому? – спрашивает Вика. Как здорово, когда не нужно ничего объяснять.

– Чуть-чуть. Как по трехколесному велосипеду.

Я возвращаюсь к ней, обнимаю. Ее губы находят мои.

И это – то, что уже никогда не уйдет.

Глубина… – молча зову я.

Дом снова вздрагивает, когда в далеком Минске прокатный сервер получает команду. Магнитная головка скользит по диску – стирая.

Оборот – исчезает первый этаж со скандальным пенсионером. Оборот – шестой этаж с тихим графоманом, оборот – десятый этаж с коллекционером виниловых пластинок.

Оживает мой компьютер, и меркнут стены квартиры. Я не смотрю на стол, но знаю, что на дисплее нарисованная Вика улыбается мне – в последний раз. Программы не грустят, когда их стирают. Грустят люди, но у меня нет другого выхода. Если заблудишься в зеркальном лабиринте – бей зеркала. Выходи на свет…

Толпа разражается криками, когда мой дом тает в воздухе. Бедолаге Джордану еще придется доказывать, что это не его работа.

Мы плывем над Диптауном, обнявшись и глядя друг другу в глаза.

– Здорово… – шепчет Вика.

– Я и сам не знаю, как это делаю…

– Не знаешь, как целуешься? – удивленно спрашивает она.

…Нет, никогда я женскую логику не пойму.

Возле супермаркета, на стыке украинского и прибалтийского кварталов, я нахожу тихий закоулок: между телефонными будками и фонтаном. Оттуда мы и выходим. Правда, не сразу.

– Ты стираешь свои следы? – интересуется Вика.

Молча киваю.

– Надеешься, что тебя не найдут?

– Попробую. Может быть, они смогут вычислить город… но и то вряд ли. Лучше, чтобы не узнали даже этого.

– А мне ты можешь довериться?

– Санкт-Петербург, – говорю я. Очень хочется услышать в ответ, что мы земляки. Но Вика морщится.

– Питер… Леня, подожди меня здесь, ладно?

Я жду. Она убегает в супермаркет, а я еще раз тянусь к минскому серверу, проверяю, не осталось ли хоть какого-то следа. Потом прохожусь по всем запасным адресам, даже по тем, которые никогда не использовал, – и бью их, безжалостно выскребая информацию отовсюду. Со стримеров и магнитооптики, накопителей Бернулли и оптических дисков. Самым последним я чищу винчестер своего интернетовского провайдера. Все. Теперь – я никогда не входил в глубину.

Вика возвращается.

– Представляешь, в очередь попала, – смеется она.

– Срочные покупки?

– Одна покупка.

Она взмахивает перед моим лицом предусмотрительно сложенным авиабилетом. Я вижу лишь, куда она собралась.